Шатровая Церковь Успения из села Курицко (музей Витославлицы) 1595 год
Наиболее яркими памятниками русского деревянного зодчества являются храмы. Именно они привлекли внимание русского общества, которое как бы открыло для себя вторично русскую деревянную архитектуру в середине 19 в. Началось систематическое изучение, измерение, фиксация, описание и, конечно же, попытка классифицировать все многообразие русской деревянной храмовой архитектуры. Шатровые, клетские, кубоватые, ярусные… Разобраться в этой терминологии непросто. Но задача эта очень интересная, потому что каждое из этих названий скрывает за собой не только термин, а целый образ, позволяющий понять и замысел создателей, и место храмовой постройки в жизни окружающего ландшафта.
Рассказывает заведующий кафедрой истории русского искусства СПбГУ Евгенией Валентинович Ходаковский:
— Еще люди средневековья предлагают классификацию, которая в чем-то сохраняется до нашего времени. Одними из первых, кто начинают описывать северные деревянные храмы, были составители писцовых книг. И мы так и встречаем записи «церковь древяна верх шатровый», а другая «с трапезой» и также пишут, что верх шатровый. Вот эта характерная черта, а именно форма завершения, которая определяет композицию всей постройки, и которая больше всего эмоционально и зрительно воздействует на того, кто подходит к этому храму, вот это были те черты, те качества, те, можно сказать, типологические характеристики, которые были обозначены еще в оригинальных источниках 16-17 веков.
В других случаях писцы характеризуют постройки иначе. Например, говорят, что «древяна клетски» или «верх клинчатой». Т.е. они говорят о том, как выглядят эти основные типы постройки, которые и сейчас нами тоже используются при характеристиках (церкви с шатровым завершением, церкви клетские, церкви с клинчатым верхом – с такой острой крутой кровлей). И, по большому счету, вот это разделение на шатровые и клетские храмы сохраняется в современном искусствознании до сих пор. Когда мы пойдем дальше по этому пути, мы неизбежно столкнемся с вопросом, что были и другого рода завершения, но и игнорировать этот первый опыт классификации мы никак не можем.
— Т.е. получается, что мы сравниваем крышу с основой?
— Да, это так. И это стало основанием для критики подобной классификации, что в одном случае берется за яркую типологическую черту форма завершения, а в другом такой яркой типологической чертой является основной объем. Но, с другой стороны, если мы берем за основу типологии не принцип несущего или несомого объема, а принцип, который связан с тем, что именно определяет объемно-пространственную композицию, что именно являет собой характерную черту в восприятии постройки. Если мы говорим о том, что постройка эта клетская, значит, мы подразумеваем, что именно клеть, т.е. сруб, простой лаконичный четырехугольный объем и является в данном случае определяющим для этой постройки. Если мы говорим о том, что это сооружение имеет «верх шатровый», то в данном случае мы подразумеваем, что именно очень статный шатер, который взмывает вверх на десятки метров, действительно определяет все пространственное решение, творческое решение этого сооружения.
— Т.е. писцы просто описывали, что видели – «вижу клеть» или «вижу шатер»?
— Совершенно верно. Шатер воздействует на всю окружающую архитектурную среду, на то, что определяет ландшафт. В то время как клеть является менее организующей и более самодостаточной.
Итак, мы подошли к самой интересной части – к видам и типам деревянных храмов. И даже сумели сравнить, казалось бы, несопоставимое – несущий объем (клеть) и несомый (шатер). Чем же завершались клети и на что ставили шатры, мы узнаем из продолжения беседы с заведующим кафедрой истории русского искусства СПбГУ Евгением Валентиновичем Ходаковским, следуя по пути русских переселенцев на север, о которых нам рассказывал проект «Освоение Севера: тысяча лет успеха».
Продолжение беседы тут: https://sever1000.ru/2020/03/derevyannoe-zodchestvo-russkogo-severa-2/