ДЕЛО О МОЩАХ: ПРИКЛЮЧЕНИЯ ОДНОЙ ЗАПИСКИ

by
Нет времени читать?
Время чтения: 7 минут(ы)

Дело о мощах: приключения одной записки

 

Роман Соколов, Юлия Крипатова

В 2021 году, официально объявленном годом 800-летнего юбилея Александра Невского, в Ленинградском областном архиве в городе Выборге (ЛОГАВ) был найден уникальный документ, который с 1681 по 1922 год находился в гробнице «виновника» многочисленных торжеств последних месяцев.

Документ представляет собой небольшой прямоугольный кусочек серой бумаги (примерно 85 х 57 мм), на котором слегка пожелтевшими чёрными чернилами почерком конца XVII века написан следующий текст: «189 [1681] мая в 20 день собраны сия мощи благовернаго князя Александра после церковнаго горения, тогда бо погореша вси иконы». Историки, заинтересованные темой исторической памяти об Александре Невском, искали эту записку довольно давно, но, как оказалось, поиск их был затруднён одним обстоятельством: в 1922 году документ советская следственная система привлекла в качестве «вещдока» по сфабрикованному делу «О вскрытии мощей Александра Невского». Поэтому обнаружить его в собраниях музеев или библиотек было изначально невозможно.

Изъятие церковных ценностей в Петрограде. Иван Владимиров, 1922 год

Записка из ларца с мощами Александра Невского. 1681 год

 

1922 год: вскрытие мощей и уголовное дело В 1922 году в условиях разразившегося голода в Поволжье был инициирован новый виток антицерковных репрессий — началась кампания по изъятию церковных ценностей. В этой связи петроградскими органами советской власти было принято решение об изъятии уникального произведения искусства — изготовленной в царствование Елизаветы Петровны серебряной раки Александра Невского, что должно было сопровождаться публичным обследованием мощей князя.

12 мая 1922 года в Троицкий собор пришли многочисленные зрители, получившие накануне специальные приглашения. Впрочем, некоторая видимость уважения к чувствам верующих тогда всё же была соблюдена: непосредственно останков князя касались только духовные лица.

Раку демонтировали и вывезли в Эрмитаж

Присутствующие увидели то, о чём духовенство говорило и раньше: мощи князя представляют собой отдельные кости, рядом с которыми находилась и уже известная нам записка. Всё это хранилось в небольшом ларце, помещённом внутри раки. По завершении процедуры освидетельствования останки были вновь помещены в тот же ларец, который сначала даже не был изъят, его лишь опечатали и позволили хранить в алтаре собора. Раку же демонтировали и вывезли в Эрмитаж, сотрудники которого в последующие годы вели без преувеличения героическую борьбу за её спасение от продажи или переплавки.

Результаты осмотра останков Александра Невского дали повод для возбуждения уголовного дела. Его основание — «наличие признаков преступного деяния <…> выразившегося в вековом обмане народных масс» — для наших современников может показаться, мягко говоря, странным, ведь речь идёт, по сути, о внутрицерковном деле — почитании мощей. Однако подобные прецеденты в советской юриспруденции уже имелись, хотя, справедливости ради, стоит отметить, что приговоры по ним были относительно мягкими. Следователь по важным делам Василий Кузьмин искренне стремился  получить необходимый результат. Этому должно было способствовать проведение экспертиз. Одна из них, судебно-медицинская, состоял ась непосредственно в день вскрытия мощей, а вторая — исследование записки — была проведена уже по инициативе следствия.

Что касается исследования костных останков, то здесь, конечно, целью было установить возможность подлога мощей. Скажем сразу, что эти подозрения не подтвердились, и группа специалистов во главе с профессором Петроградского медицинского института, известным патологоанатомом Георгием Шором, дала соответствующее заключение:

«По обследованию найденного комиссия экспертов врачей считает, что означенные кости несомненно человеческие и по признакам древнего происхождения, и потому признаёт излишним дальнейшее их обследование, как не могущее прибавить что-либо новое к сказанному».

Такой результат был, конечно, неприятной неожиданностью. Кузьмин, вероятно, уже тогда задумался о необходимости его корректировки, но пока у него оставалась ещё одна зацепка — записка, из которой нужно было попытаться сделать «улику». Предполагалось, что её тщательный анализ может выявит новейшее происхождение (подделку) этого документа, что, в свою очередь, могло бы доказать умысел духовенства на фиктивное подтверждение подлинности мощей. Разумеется, соответствующее исследование было немедленно назначено.

Епископ Петергофский Николай. Фото 1920-х годов
Митрополит Петроградский Вениамин. Фото 1920-х годов

Рака с мощами святого благоверного князя Александра Невского в Троицком соборе (литография 1890 года, слева) и вскрытие раки в 1922 году (фото Карла Буллы)

Георгий Владимирович Шор. Фото 1928 года

Экспертиза записки

Работу поручили профессору Петроградского фототехнического института Александру Захарьину, выступавшему в качестве эксперта по судебным делам ещё «при старом режиме». Составленное им в дореволюционной (!) орфографии заключение — образец аккуратности. Эксперт, явно заинтересовавшийся порученной ему работой, для начала изучил литературу о пожарах во владимирском Рождественском монастыре. Им были сделаны фотокопии документа, получены консультации специалистов-историков (Николай Никольский, Иван Бычков), однозначно подтвердивших характерные для конца XVII века особенности почерка. Бумага, по собственному выводу Захарьина, — «ручной отливки» и «не новее XVIII в.».
Особенно тщательно анализировалось состояние чернил. Датировать их точно было, конечно, невозможно, но макросъёмка первой буквы в имени князя («аз») показала, что чернила впитались в бумагу. Это могло произойти только за значительный период времени. Общий вывод был таким:
«…Ни по содержанию, ни по почерку, ни по роду материалов, то есть бумаги и чернил, записка не даёт никаких оснований сомневаться в её подлинности, в смысле написания именно в 1681 г.».

Таким образом, Кузьмин не получил желаемого и в этом случае. Пришлось ему сосредоточиться на допросе свидетелей. Представители духовенства, среди которых были  Николай (Ярушевич), в то время епископ Петергофский, и митрополит Вениамин (Казанский), в один голос заявляли, что никогда не скрывали факта тленности мощей Александра Невского и даже ссылались по этому поводу на изданные труды историков — Николая Карамзина и Евгения Голубинского, называя конкретные страницы и годы выхода их книг в свет.

Мало что дали допросы и тех, кто присутствовал 12 мая 1922 года на вскрытии в Троицком соборе. Рассказами этих людей следователь, вероятно, старался подтвердить факт всё того же «векового обмана».
Он тщательно фиксировал случаи «прозрения», которое ощутили прежде веровавшие в мощи. Разумеется, такое «прозрение» в принципе могло возникнуть лишь у тех, кто был мало знаком с сутью церковного учения о мощах. Можно даже сказать, что следствие стремилось использовать малограмотность таких свидетелей, которая местами очень ярко видна в их совсем уж незатейливых показаниях. Чего стоят, например, слова некоего В. Сергеева, который в письменном виде решительно и без обиняков заявил: «Я лично расчаровался (так в тексте. — Авт.)». К тому моменту процитированные слова Сергеева мог бы повторить и сам Кузьмин, имея в виду мизерные результаты проведённых им следственных действий.

Дело в архиве

К концу мая 1922 года становилось ясно, что следствие заходит в тупик. Это, однако, было уже совсем неважно, поскольку арест главы Петроградской митрополии Вениамина (Казанского) и близких ему лиц был делом решённым. Причиной тому стал не «вековой обман», а сфабрикованное обвинение в противодействии изъятию церковных ценностей. Соответствующий судебный процесс не заставил себя долго ждать и прошёл в июне 1922 года. Участь иерарха — расстрел — заранее предопределила его верность патриарху Тихону и отказ сотрудничать с теми, кто в эти же дни начинал обновленческий раскол церкви.

А что же следователь Кузьмин? По факту дело, которое он вёл, развалилось, а после расправы над главой Петроградской митрополии оно стало и вовсе не нужным, но просто закрыть его было нельзя, поскольку сохранялся весьма «стропотный» нюанс. Он заключался в наличии материалов исследования профессора Георгия Шора, не выявившего фактов подлога мощей. Чтобы нивелировать этот момент, была назначена ещё одна экспертиза, от участия в которой некоторые специалисты, вероятно, предвидя давление, наотрез отказались (профессор-анатом Владимир Тонков, прозектор Сысоев). Это не помешало, впрочем, набрать группу специалистов, которые подготовили заключение, содержащее столь нужную следователю строку:

«В числе костей имеются обломки малой берцовой кости другого человека».

При этом не было указано ни оснований для такого вывода, ни даже какая именно нога (правая или левая) имеется в виду.

Митрополит Вениамин на одном из заседаний так называемого Петроградского процесса. Июнь 1922 года
Патриарх Тихон Белавин и митрополит Вениамин Казанский. Петроград, 1918 год

Документ уникален сам по себе

После этого дело можно было закрывать, что (после некоторых бюрократических проволочек) и было сделано. А в октябре 1922 года, несмотря на ходатайство верующих, под которым имелось около полутора тысяч подписей, принято было решение и об изъятии из лавры мощей Александра Невского, возвращённых церкви только в 1989 году.
Завершение расследования без появления фигурантов-обвиняемых могло обусловить то, что папка, столь заботливо сшитая следователем Кузьминым, не попала в архив спецслужб, а осталась в Петроградском губернском суде. В 1960-х годах фонды различных судебных учреждений и прокуратуры Петроградской губернии и Ленинградской области за период с 1914 года передавались в ЛОГАВ. В их числе и фонд Петрогубсуда, в описи уголовных дел которого в разделе за 1924 год и хранилось «Дело о вскрытии мощей Александра Невского». В нём остался и «вещдок» — записка конца XVII века.
Долгое время документ оставался забытым, о нём вспомнили лишь в конце XX века, тогда же началась публикация его фотокопий, сделанных в 1922 году и сохранившихся в фондах отдела рукописей Российской национальной библиотеки

и библиотеки Академии наук. Однако местонахождение оригинала оставалось неизвестным, и у историков даже возникали сомнения относительно подлинности этого документа, тем более что о результатах экспертизы профессора Захарьина также ничего не было известно: подписанное им заключение находилось в том же «исчезнувшем» деле. Наконец, в 2021 году авторы этой статьи выявили и ввели этот документ в научный оборот.

(Подробное расследование, посвящённое этому уникальному документу, будет опубликовано в альбоме «Реликварий Александра Невского», который готовится к выходу в издательстве РОССПЭН в рамках всероссийского научно-выставочного проекта «Александр Невский. Великий северный путь», организатором которого является Санкт Петербургский институт истории РАН при поддержке компании «Норникель».)
Свято-Троицкая Александро-Невская лавра. Ленинград, 1970 год
Перенос мощей Александра Невского в Александро-Невскую лавру.
Ленинград, 1989 год
В чём же заключается историческая значимость этой записки конца XVII века? Её определяет то, что, во-первых, она служит дополнительным подтверждением подлинности мощей Александра Невского, а во-вторых, документ уникален и сам по себе, ведь он в течение двух веков находился непосредственно с мощами Александра Невского, вместе с которыми в 1723–1724 годах был перевезён по велению Петра I из Владимира в Санкт-Петербург.
Важным оказалось и то, что знакомство с другими материалами дела позволило исторически достоверно воссоздать обстоятельства, которые сопровождали вскрытие раки в 1922 году, возбуждённого после этого уголовного дела и, что особенно важно, проводившихся в рамках следственных действий экспертиз.
Завершить это повествование хотелось бы указанием на одно любопытное совпадение, связанное со следователем Кузьминым, столь тщательно подошедшим к возложенной на него в 1922 году миссии. Буквально через год он сам оказался в тюрьме. Нет, речь не шла о политических преступлениях, просто его уличили в многочисленных коррупционных схемах, возможности для чего открывали условия нэпа. В 1924 году бывший следователь вместе с многочисленной группой коллег был осуждён и получил высшую меру. Вероятно, такой приговор стал возможен благодаря зажигательной речи Андрея Вышинского, выступавшего на суде обвинителем (речь даже была позже включена в собрание его выступлений). Но главным было удивительное совпадение, которое, должно быть, напомнило Кузьмину его «старания» двухлетней давности: процесс начался 12 мая, то есть ровно два года спустя после вскрытия мощей Александра Невского.
Авторы: доктор исторических наук, директор Института истории и социальных наук РГПУ им. А. И. Герцена; директор Ленинградского областного государственного архива в Выборге (ЛОГАВ)
Из журнала «Дилетант». Рубрика «Северная коллекция»